Отрывок из автобиографии Рафаэля Надаля повествует о самом тяжелом периоде в карьере испанца. Семейный кризис и проигранный «Ролан Гаррос»
«В самом начале долгого путешествия домой после Australian Open-2009, во время перелета из Мельбурна в Дубай, отец сказал мне, что между ним и мамой возникли проблемы.
Почему-то я сразу понял, что речь идет о возможном разводе. Эта новость потрясла меня. Остаток пути мы с отцом не разговаривали.
Мои родители были столпом моей жизни, и этот столп дал трещину. Единое целое, которое я так ценил всю жизнь, распалось на две половины, и по устоявшемуся благополучному эмоциональному порядку, от которого я завишу, был нанесен мощный удар. Наша семья была сплоченной и крепкой, не было никаких видимых признаков конфликта – ничего, кроме гармонии и радости.
И мне было очень больно осознавать то, что мои родители после почти 30 лет брака переживают такой кризис.
Моя семья всегда была святой неприкасаемой основной моей жизни, центром стабильности и живым хранилищем чудесный детских воспоминаний.
Но внезапно – и совершенно без предупреждения – образ счастливой семьи затрещал по швам. Мне было больно за отца, за мать и за сестру, поскольку всем им приходилось очень несладко.
Более того, этот кризис затронул всех – моих дядь и тетю, бабушек и дедушек, племянников и племянниц. Из нашего мира ушла стабильность, и общение между членами семьи стало – впервые на моей памяти – неловким и неестественным. Поначалу никто не знал, как реагировать на происходящее. Раньше возвращение домой всегда радовало меня, теперь дом стал неуютным и чужим.
Все эти годы постоянных разъездов и бешено возрастающих претензий на мое время, возникавших вместе со славой, Манакор и соседний курорт Порто-Кристо оставались островком мира и чистоты, маленькой вселенной, где я мог спрятаться от звездного безумия и снова быть собой.
Рыбалка, гольф, друзья, старые добрые семейные обеды и ужины – вдруг все изменилось. Отец уехал из нашего дома в Порто-Кристо, и теперь, когда мы садились есть или смотреть телевизор, его с нами не было. Там, где раньше были веселье и шутки, теперь висело тяжелое молчание. Рай стал потерянным раем.
Странно, но это не сразу повлияло на мою игру. У меня была серия побед, и ее инерция поддерживала меня еще пару месяцев. Победы не приносили восторга, но тело почему-то само продолжало делать нужные движения.
Настроение было ужасным. Я был подавлен, мне ничего не хотелось. На поверхности я оставался автоматом, играющим в теннис, но человек внутри полностью утратил радость жизни.
Члены моей команды не могли понять, как реагировать на мрак, поглотивший меня. Я стал другим человеком – сдержанным и холодным, разговоры стали короткими, фразы рублеными. Они беспокоились обо мне, они беспокоились еще и о том, как разрыв родителей повлияет на мою игру.
Они знали, что я не смогу продолжать выигрывать. Они понимали, что-то должно сломаться. Так и произошло. Сначала это были колени. Первые волны боли я почувствовал еще в Майами в конце марта. С каждой неделей боль усиливалась, но мне удавалось играть с ней до начала мая, до турнира в Мадриде, когда она стала невыносимой. Материальный мир вышел из под контроля сознания, и я взял перерыв.
Через пару недель я вернулся на «Ролан Гаррос». Может быть, мне не стоило играть в Париже, но последние четыре года я выигрывал этот турнир и считал, что должен выйти на защиту короны, пусть даже возможность победы казалась маловероятной. И конечно – я проиграл в четвертом круге Робину Содерлингу из Швеции. Это было мое первое поражение на этом турнире.
Это окончательно меня добило. Я ведь приложил массу усилий, чтобы набрать форму к «Ролан Гаррос», боролся с болью от разрыва родителей и болью в коленях, но теперь понял, что мне не хватит сил – психологических и физических – чтобы продолжать играть.
С ужасной грустью я снялся с «Уимблдона». Непосредственной причиной были колени, но я знал, что в основе всего лежит мое психологическое состояние. Страсть к борьбе исчезла, источник адреналина пересох.
Мой тренер по физ.подготовке Хоан Форкадес говорит, что есть «холистическая» причинно-следственная связь между эмоциональными и физическими страданиями. Он говорит, что если испытываешь постоянный стресс, то начинаешь меньше спать, постоянно отвлекаешься, не можешь собраться – как раз мои симптомы.
Я стал показательным примером того, что влияние такой ситуации на тело просто разрушительно. Сигналы идут к мышцам, что под давлением соревнований ведет к травмам. Уверен, Хоан прав.
И то, что я находился на «Уимблдоне» и пытался набрать форму, вместо того, чтобы быть дома, каждую минуту напоминало мне о том, как изменилась наша жизнь, и только усиливало мою замкнутость и скорбь.
Я никогда не доходил до того, чтобы ненавидеть теннис – хотя многие профессионалы говорят, что с ними такое происходило. Нельзя ненавидеть то, что тебя кормит, то, чему ты обязан практически всем.
Но бывает, наступает момент, когда усталость берет верх, и какая-то толика фанатичного рвения, необходимого для борьбы на высшем уровне, исчезает. Как и мой дядя и тренер Тони, я всегда считал, что если хочешь продолжать борьбу, нельзя нарушать установленных порядков.
Надо продолжать упорно и много работать, проводить долгие часы на тренировках независимо от того, хочется тебе или нет. Потому что любое снижение оборотов сразу же скажется на результатах. Но приходит момент, когда уже просто невозможно продолжать выкладываться на 100% каждый день, и самое лучшее в этом случае – взять перерыв и ждать, пока желание вернется».
