Гарри Каспаров ушел в 42 года, четырнадцатому чемпиону мира и обладателю двух шахматных «Оскаров» Владимиру Крамнику в этом году исполняется сорок. У него нет постоянного тренера, фактически в одиночку он сражается с целыми интеллектуальными отрядами, стоящими за плечом у нового поколения молодых гениев в лице Магнуса Карлсена.
Как ему это удается?
И не чувствует ли он признаков приближения того мгновения, о котором не стоит думать свысока? Способного заставить кого угодно смириться и навсегда перевернуть на доске своей судьбы фигуры.
- Владимир, скажите пожалуйста, что в вас осталось от того юного двадцатипятилетнего шахматного бога, спокойного и серьезного юноши с обликом чистого мыслителя, вырвавшего мировую шахматную корону у самого Гарри Каспарова? Вас, тогдашнего, Каспаров характеризовал, как исключительно прагматичного человека…
- Прагматичного человека? Признаться, я всегда был и остаюсь, несмотря на приближение пенсионного, так сказать возраста, прежде всего богемным человеком. У меня много интересов и помимо шахмат. То время, когда я жил только шахматами и они занимали у меня двадцать четыре часа в сутки, уже прошло, и я считаю, что это вполне естественно. Но это не мешает мне оставаться шахматистом первой десятки, сейчас я очень хочу попасть в турнир претендентов, для меня важен и Кубок мира. Прошлый Кубок мира я выиграл, но сделать дубль пока еще никому не удавалось… И Олимпиада из моих шахматных планов тоже важна. Я трижды становился олимпийским чемпионом в составе сборной России, но это было еще в девяностые годы. А в последние десять лет я несколько раз играл, и мы оказывались часто буквально в миллиметре от победы, это было очень обидно. Например, в Турции, и это признавали все, в том числе и сами победители, мы объективно были лучшими, нам не хватило именно какого-то миллиметра… Поэтому для меня это такой серьезный момент: постараться, наконец, выиграть Олимпиаду!
- Какое неожиданное признание! Буду рада, если вы объясните, что означает в вашем понимании быть богемным человеком, и как вы ощущаете свой «пенсионный возраст»?
- Годы меняют любого из нас. Шахматы как-будто не предполагают какую-то запредельную физическую нагрузку, но по энергоотдаче это непростой вид деятельности. Иногда мы играем по шесть, семь часов, что означает семь часов мощнейшей концентрации. Конечно, молодым легче. Тут все однозначно. Но, главное, что шахматы мне по-прежнему интересны, я занимаюсь с увлечением, с напором, только вынужден констатировать, что мотивации уже меньше, чем раньше. У меня все-таки двое детей, семья. Когда ты молод, и у тебя ничего, кроме шахмат нет… Я вижу, как Карлсен, или Каруана, которые сейчас наверху, работают и думают о только шахматах. У них и энергии больше, в двадцать или в двадцать пять лет это естественно. Однако, с другой стороны, у меня есть уже какая-то мудрость, но понятно, что тот возрастной гандикап, который ты им даешь, нужно компенсировать. Чем-то. В двадцать пять, когда я сам стал чемпионом мира, -столько же теперь и Магнусу Карлсену, - игра дается намного легче, чем в сорок. И, тем не менее, я до сих пор в десятке, я чувствую, что у меня есть силы, чтобы бороться с лучшими шахматистами мира на равных. Но это требует большей дисциплины, больших усилий. Даже если физиологически я отдаюсь полностью, в сорок лет уже чуть хуже память, скорость мысли ниже, есть какие-то вещи, которые ты просто не можешь с собой сделать. Это чистая физиология. Просто с годами можно находить какие-то новые ресурсы в себе.
- Например, какие?
- Если обратить внимание, скажем, на Виши Ананда, - он в последнее время очень успешно играет, - то мы заметим, что это вполне возможно. Новые идеи: как ставить партию, как готовиться к турнирам. В молодости это не играло ключевой роли. Я просто работал и играл. Сейчас уже приходится проводить гораздо больше аналитической работы, чтобы продолжать держать свой уровень. Этим я занимаюсь уже намного больше, чем раньше, постоянно анализирую каждое свое выступление, каждую партию. Постоянно думаю, в чем причина ошибок, как их исправить. Можно ли исправить, а если нельзя, то как избегать таких ситуаций.
- В этом и проявляет себя опыт?
- Ты начинаешь более осознанно себя вести, более стратегически мыслить. Но все-таки, повторюсь, это во многом вопрос физиологии, даже генетики. Может пойти резкий спад, и его ничем не остановишь. Каспаров ушел из шахмат в сорок два, когда почувствовал, что уже не может. Ананд, ему сорок пять, а он играет очень прилично. Кто-то сдает в тридцать пять… Шахматный стресс истощает, могут просто начать выползать болячки.
У меня, к счастью, еще есть силы, есть желание, я не чувствую, что уступаю молодому поколению в чисто шахматной борьбе. Конечно, если наступит момент через несколько лет, что мне уже за доской с ними станет трудно, вот тут-то мой поезд уйдет.
- Владимир, а вы живете обычной жизнью, или у вас строгая диета, строгий режим? Можно же за счет диеты и режима увеличивать скорость мыслительных процессов.
- Я пытаюсь, правда, иногда не очень получается…
- Почему?
- Я же сказал, что по натуре своей я человек богемный. Если я хочу посмотреть какой-то интересный фильм, а режим требует, чтобы я уже спал, я все равно посмотрю этот фильм! Если я хочу встретиться с кем-то и поговорить, а завтра у меня матч, это не становится для меня поводом отменять хорошее общение. К себе тоже нужно прислушиваться, кто-то с удовольствием соблюдает режим, не отступая от него ни на йоту, а для меня это превратилось бы в такое испытание, что играть после всего этого нормально я бы все равно не смог. Ботвинник всю жизнь ложился спать в одно и то же время, серьезно относился к зарядке, и делал мне внушения, что я подхожу к таким моментам без фанатизма: «Володя, так нельзя!». Но он был совсем другим человеком, для него это было органично. В те годы у меня не было жесткой необходимости, что бы я ни съел, сколько бы я не спал ночью, у меня было море энергии. Сейчас уже приходится следить, естественно, но полностью подчинить себя жесткому распорядку на протяжении долгого периода я никогда не смогу. Если накапливается эмоциональная усталость и тебе эмоционально от этого нехорошо, это нивелирует весь эффект! С хорошим настроением, с гармонией внутри ты лучше играешь. Режимщикам, таким, как Ботвинник, или Виши Ананд, - а это тоже строгий режимщик, - в какой-то мере легче. Конечно, полезно держать режим сна и питания, но только если тебе это подходит по психотипу. А я ищу какой-то баланс, чтобы не провалиться в депрессию от этой сверхдисциплины, но и не могу уже позволить себе быть совсем уж богемным, как в юности. Ищу золотую середину…
- Дома вы разговариваете по-французски?
- С женой по-английски, так сложилось с самого начала знакомства. А с детьми мы говорим каждый на своем языке. Мы живем во французской части Швейцарии, поэтому я понимаю, что французский мои дети все равно будут знать лучше. Я пока часто в разъездах, но стараюсь компенсировать это тем, что у детей русская няня и они ходят в русскоязычный детский сад. Сын пока маленький, ему два с половиной года, дочке шесть лет, она достаточно неплохо знает русский, но я хотел бы, чтобы она его знала если не безупречно, то хотя бы очень хорошо. Будем над этим работать…
- Вы сказали, что у вас много интересов…
- Есть социальные проекты, которые я поддерживаю. Я открываю детскую шахматную школу в Краснодарском крае. Мне очень нравится программа, при которой шахматы становятся в школах обязательным предметом. Это нашло свое распространение в Швейцарии, в Великобритании – просто какой-то бум. Существуют исследования, подтвердившие, что игра в шахматы резко поднимает у школьников успеваемость по всем предметам! И в дальнейшем помогает стать успешным человеком в любой другой сфере. Примеров тому достаточно много. Это и глава ОКР Александр Жуков, который до двадцати лет был профессиональным шахматистом, Аркадий Дворкович, Петр Авен тоже великолепно играют и много лет, с детства провели за шахматной доской. В некоторых странах это уже поняли, это же колоссальная возможность вырастить умное, мыслящее поколение, не требующая каких-то заметных финансовых затрат!
- Что бы вы назвали главной приметой современных шахмат? Вы же я думаю, согласитесь, что у каждой эпохи свое лицо?
- С тех пор, как появились компьютеры, шахматы изменились очень сильно. Но в то же время сейчас как-то так получается, что на первый план в игре выходят энергетика, кураж, какие-то психологические моменты. Они стали очень важными в топ-шахматах. Возможно, потому, что уровень в первой десятке у всех примерно одинаков, и знаний уже очень много, и их довольно легко получить. Когда-то я тратил годы, исписывал пачки блокнотов на то, что современный молодой игрок извлекает из компьютера за одну минуту, нажатием всего одной кнопки. Поэтому тогда в элиту входили шахматисты постарше, нужно было время накопить знания, необходимые для того, чтобы играть на самом высоком уровне. И шахматы помолодели. Раньше требовалось пять-семь лет с момента, когда ты заиграл достаточно хорошо до того момента, когда ты уже готов стать лучшим в мире. Разница в классе нивелировалась, и совсем другие моменты выходят на первый план. Напор, энергия, твое сиюминутное состояние готовности, а это именно те аспекты, в которых трудно превосходить молодых. Но все-таки три шахматиста из моего поколения, - Ананд, Топалов и я, - еще держатся в первой десятке, нам удается оставаться на лидирующих позициях. Только стоит хоть чуть-чуть дать слабину, и молодые затопчут…
- Многие люди сейчас затрудняются с определением Интернета – то ли зло, то ли двигатель прогресса. Как вы считаете, вмешательство компьютеров в древнюю игру с двухтысячелетней историей ее в каких-то смыслах убило, или, напротив, многое ей дало?
- И то, и другое. Как и в случае с Интернетом. В итоге же все зависит от того, как ты сам это используешь и на это смотришь. Во-первых, надо принимать это как данность. Я застал до-компьютерную эру. Шахматы тогда были более творческими и человеческими, что ли… Уровень игры с компьютерами резко повысился, и зрителям стало намного интереснее смотреть. Они лучше понимают, что происходит, открывая шахматные программы, все объясняющие по ходу партии, в чью пользу позиция, и так далее. Мне было бы выгоднее, чтобы компьютеров не было. Но надо приспосабливаться и находить какие-то другие пути. Технический прогресс не остановить…
- У вас есть тренер, или вы давно самодостаточны?
- Иногда я приглашаю, но я уже выработал свою систему работы, общую, стратегическую систему игры. Она подразумевает самостоятельную работу с компьютером, и помощь тренеров не так важна. У Карлсена другой подход. На него работает целый штат не менее, чем из десяти человек. Это, конечно, очень серьезный штаб. У меня нет такого. Но я не считаю по ряду причин, что мне это нужно.
- Получается, вы в одиночку сражаетесь с целыми «мозговыми центрами»?
- Отчасти да. Но мы сейчас говорим о дебютной части. Дебютная часть важна, но важно еще и играть хорошо. Игровой элемент остается главным.
- Как выглядит момент, когда пора уходить? Как вы себе его представляете?
- Когда ты начинаешь терять интерес к шахматам, когда они начинают тебе надоедать. Пока я чувствую и интерес, и драйв. Если этого не будет, то зачем мне это будет нужно? У меня достаточно возможностей делать что-то другое и зарабатывать не меньше. И второй момент – когда я почувствую, что уже уступаю топ-игрокам, что мне нечем крыть их карты. Обычно эти две вещи взаимосвязаны, я подозреваю, что они придут одновременно. Но в любом случае я не вижу себя, играющим до восьмидесяти лет, как Корчной. Для меня это нереально совершенно! Несколько лет максимум… Медленно выпадать из десятки, потом из двадцати, потом из сотни, деградировать до турниров низшего класса… Нет, это не для меня.
