Кажется, и после отъезда немца из России долго не утихнут споры о том, чего больше привнес Пихлер в отечественный биатлон: добра или зла. А пока на ту же тему, выкроив час в рабочем графике, рассуждает он сам. Излагая как всегда неординарное личное мнение и затрагивая попутно немало других вопросов.
ЧТО РУССКОМУ ПЛОХО, ТО НЕМЦУ НЕ КАТАСТРОФА
— Довольны условиями, в которых живет и тренируется команда?
— Абсолютно. Я здесь четвертый раз, видел, что было. Теперь вижу, как стало. Супер! Нас все устраивает, придраться не к чему. Да я и не сомневался в том, что все будет организовано как надо. Мы живем в самой лучшей Олимпийской деревне из всех, что я видел на пяти своих Играх. А пешие прогулки на стадион и обратно вызывают во мне восторг.
— Почему сборная решила жить не в стильных бревенчатых домах на 10 человек, а в общем отеле, расположенном в верхней Олимпийской деревне?
— Мы не меняли планов. Решили жить в отеле еще в сентябре. Посмотрели комнаты — всем понравилось.
— Из домиков пришлось бы выходить на приемы пищи. Из тепла — на холод. Может, дело в этом?
— Мы жили там раньше, домики тоже прекрасны. Но выбрали отель. Комфорт спортсменам в Красной Поляне обеспечен повсюду.
— Что вы почувствовали, когда узнали: из шести гонщиц, отобравшихся в сборную, четыре — ваши, «пихлеровские»? Гордость?
— Сейчас уже не из шести, а из пяти: Старых покинула команду. Я тренировал Зайцеву, Глазырину, Шумилову, Романову и Слепцову. Кроме одной, все в сборной. Значит, проделана не такая уж плохая работа.
— "Пихлер доказал, что он сильный тренер", — посещают вас такие мысли?
— Посещают другие. Мы работали планомерно, день за днем. Были спады и подъемы. Возникали непростые ситуации. Но выводы позволит сделать только Сочи. Потому что всем нужны не слова, а медали. Вы их хотите, и я тоже.
— Кто из ваших леди сейчас находится в наилучшей форме?
— Сложно сказать. В субботу мы провели тяжелую тренировку, и все выглядели здорово. Остальное станет ясно уже после двух стартов. Но я всегда говорю, что я — «оптимистиш». Мои спортсменки находятся в хорошей форме. Не худшей, надеюсь, чем перед прошлогодним чемпионатом мира, когда мы вели борьбу за медали.
— Обычно в своих заявлениях вы сначала «оптимистиш», потом «реалистиш», а затем пускаете в ход слово «катастрофа». В Сочи нам тоже этого ждать?
— Мы по-разному понимаем слово «катастрофа». Для меня четвертое или пятое место — не катастрофа. А для русских — да. Но моя группа фармакологически чиста, и в этом кроется большая разница. Когда все шло ни так, ни этак, пресса сильно клевала группу Пихлера. А теперь моих гонщиц в команде четверо, и мы на что-то надеемся. Именно поэтому я смотрю в ближайшее будущее с оптимизмом. Не могу дать гарантий того, что мы окажемся на подиуме. Могу лишь обещать, что сделаем для этого все возможное.
— Можно ли, по-вашему, быть «чистыми» и быстрыми?
— Конечно. Мои девушки именно такие — «чистые» и быстрые. Не верите во второе? Зря. Шумилова в Антерсельве была по скорости всего лишь в 22 секундах от самой быстрой соперницы. При этом она «чиста».
— Что скажете о Зайцевой-2014?
— То же самое: у нее нельзя найти допинг. При этом Зайцева в хорошей форме, она как минимум не уступает самой себе в сравнении с лучшими моментами прошлого сезона. У нее и в этом Кубке мира были отличные гонки. Ровным выступление Зайцевой назвать сложно, однако тому есть ряд объективных причин. Отмена стартов из-за тумана, например. На последнем предолимпийском этапе в Антерсельве не хотелось рисковать, поэтому Зайцева пропустила спринт с преследованием.
РОМАНОВА СИЛЬНАЯ. НО НЕВЕЗУЧАЯ
— Как отсутствие Ирины Старых повлияет на наши медальные перспективы в эстафете?
— Никак.
— Почему?
— Она остановилась. Ясно, о чем я говорю? Она уже не бежала так быстро, как на старте сезона. Уважаю кодекс WADA и не могу сейчас говорить больше. Да и невозможно знать, как все повернулось бы, будь Старых в команде. Она могла пробежать хорошо, могла плохо. Нельзя исключать и того, что в случае обнаружения допинга после эстафеты была бы дисквалифицирована вся четверка. Или, напротив, со Старых после вскрытия пробы «В» могут снять подозрения. Как я могу сказать, что было бы, если?.. Но с учетом Романовой и Шумиловой, которые бежали на двух первых этапах отмененной гонки в Антерсельве, а также Глазыриной, у нас есть из кого составить эстафетную четверку.
— Что происходит с Романовой, которая после Нового года переживает заметный подъем?
— Ничего необычного. Романова — опытная и сильная, я всегда в нее верил. Но ей не везло. Сначала она каталась на лыжах Atomic, и это было катастрофой. Потом заболела. А в этом году начала работать в моей группе, выполняла нагрузки высокого уровня. Так что ее подъем — не сюрприз. Романова — отличный стрелок и может показать неплохой ход. Она по праву вошла в сборную. При этом не стоит забывать, что Яна — одна из пяти, не более того. Но и не менее.
— Лыжи Atomic действительно настолько плохи?
— Я этого не говорил. Они не подходили Романовой, вот в чем суть. А еще ей нужно немного удачи.
— Для российской сборной в Сочи привезены новейшие шлифтмашины, определяющие и задающие нужную структуру скользящей поверхности компьютерным способом. Они действительно дают преимущество?
— Посмотрим. По крайней мере я на это надеюсь, хотя и не специалист по эксплуатации таких машин.
— Но у вас в руках секундомер — лучший индикатор любых новшеств!
— Это так, но вот вчера, например, тренировка прошла в тумане и не ответила на ряд вопросов. Дождемся гонок — они вынесут самый верный вердикт.
— Как отразилось на настроении команды обвинение в приеме допинга, выдвинутое против двух россиянок?
— Если смотреть правде в глаза, речь идет не о моей группе. Поэтому мы остаемся сильными и спокойными. Приятного тут мало, однако пропускать через себя такое в преддверии важнейших стартов — неправильно и непрофессионально. По большому счету это не наша проблема. А вот Михаила Прохорова с Сергеем Кущенко лично мне жалко. Они эту новость, которая, правда, требует официального подтверждения, восприняли очень тяжело, потому что действительно боролись с допингом.
Сейчас европейская пресса почему-то просит у меня объяснений. Но если это не имеет отношения к моей группе, что мне сказать? Объясняю, что есть два подразделения с разными тренерами, что за всем этим точно не стоят Прохоров и Кущенко, и что проблема не носит системный характер. Два человека под подозрением. А если взять сборную, то один человек. Это ведь не вся команда!
Много лет говорю, что ненавижу допинг. И за три года в России успел убедиться: здесь с ним борются. Уверен в своей группе, потому что каждый день смотрю в глаза врачам, спортсменкам. А вот Юрьевой всегда не доверял, если честно. И считал ее опасной для всей русской команды. Вообще этот случай сильнее ударит не по результатам, а по имиджу. Теперь, если мы выступим удачно, на нас обязательно покажут пальцем и произнесут: «Это неспроста». Понимаете? Вот что самое страшное. Нас будут постоянно подозревать! Все это очень печально для России.
ШЕСТОЕ ЧУВСТВО
— Стресс у остальных может быть не только из-за имиджа. Возможно, подозреваемые — близкие подруги других сборниц. А это большое расстройство.
— Я не очень хорошо знаю Старых. Тренировалась, здоровалась. День рождения мой отмечала 23 января вместе со всеми. И мне жаль ее по-человечески. Но для меня есть разница между Старых и Юрьевой. Не имею права говорить обо всем, как о свершившемся факте, но повторное обнаружение допинга, согласитесь, не то же самое, что первое. Именно поэтому я все три года в России твердил своим спортсменкам: никакого допинга, исключить, не связываться, стыда не оберетесь. Я добился понимания. Хотя оно и раньше было. Что можно сказать, к примеру, про Зайцеву, кроме того, что это честнейшая гонщица и в высоком смысле слова атлет?
— Вы подозревали, что перед Играми в сборной России может выплыть на свет что-то допинговое?
— Я этого не ждал и не хотел. Однако к Юрьевой относился настороженно.
— Располагали какими-то фактами?
— Шестое чувство, интуиция. А потом она была очень разная на разных этапах, если говорить о лыжном ходе. Когда ты видишь, что в Остерсунде она летит, а в Хохфильцене идет по трассе пешком, невольно начинаешь думать: «Тут что-то не так». Ведь ты знаешь примерный уровень спортсмена и его возможности.
— На ваш взгляд, WADA и IBU действительно следят за российской сборной с каким-то особым, повышенным вниманием?
— Нет, конечно. Это специфическое русское мировоззрение — считать, будто весь мир против России. Работая здесь, я бы очень хотел разубедить вас в этом. Ну какой может быть заговор, если пять лет назад в русской сборной был большой допинговый скандал? Конечно, за такой командой станут наблюдать пристальнее, чем за другими. Не давайте повода, и поверьте, вам будет все равно, сколько проб в неделю у вас берут. Докажите делом, а не словом. В России, кстати, сейчас так и происходит. Министерство спорта и федерации ведут серьезную борьбу с допингом, он идет на убыль. Конечно, это нелегкий процесс. Во-первых, в России каждый чувствует себя биатлонистом — так мне порой кажется. Что хорошо и плохо одновременно. Во-вторых, у вас в стране очень сложно перемешаны политика, спорт, деньги и амбиции. Но судя по тому, что я видел в последние три года своими глазами, биатлон очищается. Об этом говорит хотя бы та реакция в обществе, которую вызывают допинговые разоблачения.
Наша же задача сейчас — готовиться, надеяться, получать удовлетворение от уровня безопасности, который обеспечен в Кавказских горах, и верить в благополучный исход для Старых.
— Вам не кажется, что между допингом и деньгами в спорте существует прямая связь?
— Не всегда. Иногда победить любым путем пытаются ради славы. Деньги же удерживают в российском спорте слишком много достигших потолка ветеранов, что перекрывает дорогу молодым. И это тоже проблема.
СКАНДАЛЫ? ЛЕТ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ. ИЛИ ВОСЕМЬ
У Пихлера зазвонил телефон. Он ответил по-немецки. Потом пожаловался:
— Звонят по десять раз в день. «Зюддойче Цайтунг», «Шпигель», «Цайт». Всех интересует Россия, Олимпиада, биатлон.
— Как вы думаете, мы одни такие подозрительные? Белые биатлонные вороны в окружении чистых, как слеза, сборных?
— Я не выделяю Россию из общего ряда. Все, о чем мы сейчас говорим, — единичные, а не массовые случаи, от которых никто не застрахован. Страшно, когда допинг становится системой.
— Но любой, кто следит за биатлоном, имеет право на такие же сомнения, как ваши, по поводу Юрьевой. То бегут, то не бегут… Не люди — целые команды. Причем не российские.
— Поймите правильно, я не могу это комментировать.
— Стоит ждать, по-вашему, других допинговых скандалов в Сочи?
— Не сейчас. Возможно, лет через пять. Или восемь. Столько, кажется, хранятся олимпийские пробы?
— Вы часто говорите о давлении на вас российской прессы. Но вам-то что с того по большому счету? Зачем тратить на это нервы?
— Я немолодой, сдержанный и достаточно тяжелый человек. Но я не железный, мне тоже свойственны эмоции. К тому же я никогда не возражал против профессиональной критики. Проблема в другом. Допустим, меня критикует телекомментатор. «Пихлер плохой, тупой, никчемный». Это продолжается неделю, три, пять. О'кей. Но когда я слышу это постоянно, задаю себе вопрос: «Может, он просто не разбирается в биатлоне, этот критик?» Как можно не видеть того, что у нас не суперкоманда и не полный шлак, а нормальная, крепкая, конкурентоспособная сборная? Возможно, русским этого мало. Но это, извиняюсь, уже немного другой вопрос. Я просто честно делаю свое дело, выжимаю из спортсменок максимум. Такая у меня работа, и я вовсе не Господь Бог, хотя и выиграл что-то в этой жизни как тренер.
Коровина, слышу я, в этом сезоне не так хороша, как в прошлом, — и это вина Пихлера. Юрлова не стала знаменитой чемпионкой — вина Пихлера. Все плохое в российском биатлоне — вина Пихлера. Как мне реагировать, если я читаю и слышу о себе дерьмо? Критики-дилетанты есть в каждой стране, и они для меня — ноль, пустое место. Но они влияют на общественное мнение, что значительно хуже.
Несмотря на это, Россия мне нравится все больше и больше. У меня появились здесь настоящие друзья.
— Статьи в российской прессе вам переводит помощник Павел Ростовцев?
— Нет, я пользуюсь программами перевода в интернете.
ВСЕ ЗЕР ГУТ
— Вы действительно готовы вернуться к работе на немецкой таможне после завершения контракта с российской сборной?
— В этом нет ничего предосудительного. Хорошая работа.
— Но вам 59.
— Офицеры таможни служат до 65. Ситуация вообще складывается для меня шикарно. Я смогу делать все, что захочу: продолжать тренировать или вернуться на баварскую таможню, что позволит мне наконец наиграться в теннис. Ведь работа в офисе на полставки будет отнимать всего 20 часов в неделю. То же самое можно сказать о Ростовцеве. У нас обоих есть альтернатива — сменить давление и стрессы на личную свободу. Российские тренеры, мне кажется, в несколько другой ситуации. Они сильнее привязаны к своим контрактам.
— Правда, что вы ведете переговоры со Шведской биатлонной федерацией на предмет возвращения в сборную этой страны?
— Да, я могу вернуться. Так же, как и остаться. Или выбрать другие варианты: помимо шведского у меня есть еще два предложения о сотрудничестве.
— От кого?
— Не скажу. Но отношения со шведами были и остаются очень хорошими. Можно даже сказать — дружескими. Так что в карьерном плане у меня все зер гут.
— Вы в курсе того, что впервые в российской истории наши биатлонисты не выиграли ни одной личной гонки на этапах, предшествующих чемпионату мира или Олимпиаде? Хотя раньше этих этапов было три, четыре, пять, а в этом году — целых шесть?
— Все потому, что биатлон изменился. И большая проблема России в том, что она не желает это понимать, постоянно сравнивая нынешние времена с прежними. Раньше было несколько больших биатлонных стран, вкладывающих в биатлон серьезные деньги и получавших медальную отдачу. Сейчас таких стран на порядок больше, и конкуренция в биатлоне несоизмеримо выше, чем в тех же лыжных гонках. Великолепные лыжи, патроны, мозги, методики теперь есть и у маленьких федераций. Поэтому когда я слышу: «Сочи! Сочи!» — я думаю: да, медали здесь очень важны. Но не менее важно после Олимпиады побеждать и в Рупольдинге, и в Антерсельве, и в Контиолахти. Везде. А для этого необходимо выстроить систему поиска и подготовки талантов, ведь сегодня в России нет суперзвезд, а есть только сильная команда. Одними деньгами эту проблему не решить. А другого пути нет.
— Российский биатлон движется вверх или вниз?
— Конечно, вверх! Те, кто утверждает обратное, — глупцы. Всегда можно найти что-то плохое, но зачем при этом отвергать хорошее? России не хватает большого результата, олимпийского успеха. Это верно. Однако если Прохоров продолжит заниматься биатлоном, результат будет. Он и Кущенко пришли в биатлон из другого вида спорта. И столкнулись с известной российской спецификой: множеством советов с разных сторон. Всем нужен результат, все боятся не оправдать сочинских ожиданий. А надо всего лишь продолжать планомерную работу. Настоящее значение Сочи — не в медалях, а в том толчке, который эти Игры дадут российскому спорту. Таком же, какой дал немецкому футболу чемпионат мира 2006 года.
