Руслан Проводников поведал правдивую историю своего спортивного пути, который он прошёл от самых низов до чемпионских вершин.
Бывший чемпион мира по версии WBO в первом полусреднем весе 30-летний Руслан Проводников (24-3-0, 17 КО) в минувший уик-энд победил в Москве мексиканца Хосе Луиса Кастильо (66-13-1, 57 КО) техническим нокаутом в пятом раунде. Проводников посвятил победу своим болельщикам из России и пообещал в скором времени вновь вернуть под свой контроль чемпионский ремень, утерянный в бою с американцем Крисом Алгиери. На следующее утро после боя Проводников стал гостем редакции «Чемпионата», где в откровенной беседе с корреспондентами Константином Устьянцевым, Александром Кругловым и Иваном Карповым рассказал, что предшествовало его становлению как народного чемпиона, обратной стороне медали популярности и многом другом.
— В этот раз мы обошлись малой кровью, — начинает беседу Проводников. — После этих боёв было очень тяжело восстанавливаться, сечки были как вторая голова. Видели бы вы, что было после боя с Брэдли. 1200 ударов он выкинул за 12 раундов. В среднем 100 ударов за раунд. Голова у меня просто заплыла после боя. Бой с Кастильо был таким подарком для зрителей и моим возвращением после поражения от Алгиери. 2013 год был для меня очень тяжёлым физически и морально. При подготовке к защите титула я почувствовал себя морально очень уставшим. Приходилось заставлять себя. В этот же раз я с огромным желанием прошёл подготовку. Я загорелся желанием и пахал все два месяца. Приятно, что проделана такая работа и всё закончилось хорошо. Шоу получилось прекрасным. Многие отмечали мои слова после боя. Слава богу, что была поставлена приятная точка в этой работе. Я и моя команда полностью всем довольны. Теперь я хочу снова стать чемпионом мира, и меня ждут Майдана, Матиссе или кто-то ещё. Это те бои, которые мне интересны. Самая главная цель для меня — вернуть титул. Всё, что ни делается, к лучшему. Не проиграл бы я тогда июньский бой, сделал бы большую глупость. Всё произошло так, как и должно было быть.
— Перед поединком вы говорили, что, возможно, Кастильо не тот соперник, против которого вы должны боксировать. — Это не тот оппонент, к которому я иду. Я хочу топовых боёв и лучших соперников, которые сейчас в элите, а Кастильо — уже всё. Это был подарок моим фанатам в России, которые не имеют возможности прилететь в Америку. Меня удивил ажиотаж, который был вокруг боя. Порадовался, когда увидел, что арена забита битком. Неважно, есть ли у тебя титул или нет его, важно, что тебя любят таким, какой ты есть. Что касается соперника, то я хочу драться с лучшими боксёрами. Имя на таких боях, как с Кастильо, не сделаешь. Сейчас всё идёт так, как надо, и мы никуда не торопимся. Для болельщиков тоже надо делать яркие шоу. В Америке, когда я выхожу на 8-тысячную арену, все скандируют моё имя. Мне даже не дают присесть, чтобы посмотреть бой, а я не люблю отказывать и делать вид, что ничего не слышу. Я подходил, расписывался, а после боя фанаты меня облепили, и выходил я уже под охраной.
— В какой момент вы осознали свою популярность? — Проснувшись после боя с Брэдли. Тогда началась моя узнаваемость. Я увидел на бое в Лас-Вегасе Мэнни Пакьяо, после взвешивания огромную толпу фанатов в холле казино. Было две-три тысячи человек, которые были готовы меня разорвать. Мой менеджер Вадим Корнилов стоял в стороне и не мог ничего сделать. Пока охрана не взяла меня в кольцо, было не вырваться. После этого я уже стал ходить задними ходами и миновать большие скопища фанатов.
— Можете представить, как себя чувствует Мэнни Пакьяо? — Я не видел, чтобы так любили одного человека.
— За что его любят? — За искренние человеческие качества. Он 24 часа в сутки готов терпеть внимание. В этот раз мы даже не поехали в его тренировочный лагерь на Филиппинах, потому что я знаю, что это такое. Мы решили остаться в Лос-Анджелесе и спокойно готовиться без прицела камер. При таком внимании удивительно, как он тренируется. Я наблюдал: за время тренировочного лагеря, когда мы спарринговали, он ни разу никому не отказал. Он всегда скромен, улыбчив и с удовольствием фотографируется. За это его и любят, неважно, выиграл он или проиграл. Мы тренировались и с другими звёздами, но за тем же Котто столько не бегают, а Мэнни народ ждёт уже за два часа до тренировки каждый день.
— В родном Берёзово вы ощущаете себя в роли Мэнни Пакьяо? — Меня там все знают. Там я не звезда, потому что просто местный парень. Я хожу в те же магазины, со всеми здороваюсь. Люди уже привыкли. Кто-то подойдёт и попросит 100 рублей на фунфырик. Проблем у меня там нет, я чувствую себя обыденно.
— В Москве всё иначе? — Я особо никуда, кроме зала и гостиницы, не хожу. Люди узнают по дороге.
— В бокс вас привёл папа, потому что в детстве вы были драчливым, и эту энергию нужно было направить в нужное русло. Другой вашей проблемой была токсикомания. Как она оказалась в вашей жизни? — Это всё было до бокса до 10 лет. Жизнь заставила меня быстро повзрослеть.
— Травку курили? — Нет. Где я в 10 лет её найду? Токсикоманили бензином, курили обычные сигареты, пили водку. Всё это я рано попробовал. В 90-е годы были проблемы с алкоголем, но мы пили бражку из трёхлитровой банки. Организм молодой, облюёшься потом с неё. Хулиганили сильно, но я не люблю в последнее время говорить о своём трудном детстве. К счастью, я смотрю на это философски, потому что иначе не сидел бы здесь и не был тем, кто я есть.
— Бернард Хопкинс в молодости сидел в тюрьме. — Меня тоже это ждало и ни к чему хорошему не привело бы. Сейчас я получаю второе образование, могу порешать вопросы с губернатором.
— Была ли у вас в детстве драка, когда было страшно за свою жизнь или за жизнь другого человека? — Такое на севере случалось в наше время. Я видел много чего, как ногами топчут голову, забивают камнями. Таких много случаев было. Порой просто было страшно, что человек умрёт. Всё это было на моей памяти — и стрелки, и драки. Меня самого уберёг от этого ангел-хранитель, поэтому я спокойно к таким вещам отношусь.
— Переход к новой жизни не может быть одномоментным. Как это произошло у вас? — Для меня всё прошло именно быстро. Когда я попал в бокс, всё остальное перестало существовать.
— Что почувствовали на первой тренировке? — Я только надел перчатки и начал боксировать, первой мыслью было, что я могу делать что мне нравится и мне ничего за это не будет, а меня даже там ждут. Я чувствовал себя нужным. В школе я особых звёзд с неба не хватал и примерным учеником не был. Ходил через раз, а в первом классе остался на второй год. Лазили по чердакам, токсикоманили. Все мы не без греха. Я не обвиняю родителей, хорошо, что всё это только закалило меня.
— На начальном этапе были поражения, которые могли бы отвадить от бокса? — Всякое было. Понятно, что в малом возрасте не понимаешь всей этой кухни, а там есть и коррупция, и несправедливое судейство. Тренер же не объяснит 10-летнему ребёнку, что это система такая. Что он выиграл, а руку подняли другому. С возрастом понимаешь все эти вещи. Хочешь выиграть, надо выигрывать нокаутом.
— Вы сразу влились? Техника постановки удара вам давалась легко? — Да. Я же на улице дрался каждый день. Свои первые бои выиграл. Мой первый тренер был далёким от настоящего бокса, но я выигрывал на своих физических данных. Любил драться и не боялся ударов. Для меня подраться было как чаю попить. Страха не было абсолютно. Надел перчатки и погнал. Физически я был одарённым, не жил в тепличных условиях и всё прошёл. В боксе надели перчатки и поставили против сверстника, так я его так отмутузил. Никакой школы у меня не было. Понятно, что уже потом, когда я работал с тренером Евгением Алексеевичем Вокуевым, он мне привил настоящую любовь к боксу и начал меня тренировать как боксёра. Когда я становился старше, физические данные стали уходить на второй план, а на первый вышла техника. Там уже это не прокатывало. Это в младшем возрасте тебе показали, как бить, и ты выезжал на физических данных.
— Кто был вашим кумиром в детстве? — Костя Цзю, Майк Тайсон. Они вдохновляли меня. Я читал его биографию, смотрел ролики про него.
— Что вас притягивало в личности Тайсона? — Мне не верилось, что он такой человек с тяжёлым детством, ставший идолом для многих. Это целая эпоха. Я много изучал его биографию, в 15 лет думал, что я тоже так могу. Единственный человек, кого бы я хотел увидеть, пожать руку и сказать спасибо, это Майк Тайсон. В прошлом году он вручал специальные премии по итогам года, и у меня появилась такая возможность. У меня не было особых кумиров, но с Майком у нас схожие судьбы, и я хотел доказать, что тоже так могу.
— По стилю ярость Майка Тайсона вам ближе, чем хитрость и пластика, скажем, Флойда Мейвезера? На что обращали внимание в детстве? — Мне много боксёров нравились. Тот же Рой Джонс, но ты не можешь быть тем или иным, а должен оставаться только самим собой.
— Как вам дался переход от любителей в профи? — Легко. Это моя стихия, и я попал туда, где и должен быть. Трудностей для меня не было никаких. Профессиональный бокс — это моё, а в любителях мне не хватало времени. Они натыкают и убегут.
— С чемпионом мира Александром Малетиным доводилось работать? — Я пять лет выступал за Нижневартовский район и спарринговал с ним и получал люлей. Нас, 18-летних пацанов, ставили в пары с Сашей, после чего так огребёшь, что голова гудит, нос течёт… Но я понимал, что надо пройти это, чтобы чего-то добиться. Один раз перетерпишь, потом легче.
— Когда у вас появились первые серьёзные деньги? — Наверное, после боя с Брэдли. Это всё равно небольшой гонорар, но тогда для меня он стал рекордным. Раньше я получал по 15 тысяч долларов за 10-раундовый бой на ESPN и с них отдавал ещё 70 процентов. В итоге на руках у меня оставалось 100 тысяч рублей. Отдал долги, заплатил за ипотеку и всё. Сводил концы с концами. Но мир не без добрых людей. В 2010 году мне начал помогать Сергей Владимирович Трофимов. Я теперь являюсь лицом клуба «Ратиборец». Он стал давать деньги на подготовку в Америке, и мы почувствовали себя олигархами. Раньше могли наскрести полторы тысячи, которые уходили на съём жилья. Экономили на всём, перебивались, как могли. О том, чтобы нанять массажиста, не было и речи. Пришлось всё пройти.
— Когда вы боксировали в Берёзово и Екатеринбурге в конце 2000-х, какие у вас были гонорары? — Сто баксов за раунд.
— А если побеждаете досрочно? — Неважно. Гонорар известен до боя вне зависимости от результата. В России с них ещё отдаёшь 30-40 процентов тренеру и менеджеру. В итоге на руки попадали 10 тысяч рублей с боя. За избушку с печкой платишь 4,5 тысячи. Не хватало даже ребёнку на памперсы, а жена зимой ходила в осенней куртке. Это сейчас думают, что у меня трёхэтажный особняк и дорогая машина. Если тебя показывают по телевизору, это ещё не значит, что ты миллионер.
— Власти автономного округа вам помогали на заре карьеры? — Нет. Меня никто не знал. Только сейчас люди стали говорить обо мне. Помню, пришёл как-то к бывшему главе Берёзовского района, когда уже перешёл в профессионалы. Хотел жить у себя дома и выступать за свой район. Он ничего мне дать не мог. Позже, когда я стал жить с девушкой в Берёзово, я устроился в спортзал на зарплату спортсмена-инструктора 10 тысяч рублей. Потом я получил второе образование, северную надбавку, и за шесть лет моя зарплата выросла до 15 тысяч. Жена первое время не работала, потому что в маленьком посёлке тяжело устроиться без опыта работы. Мне приходилось браться за любую работу, лишь бы заработать хоть какие-то копейки. Я понимал, что для меня это единственный шанс и хоть какая-то перспектива стрельнуть. В итоге мне это воздалось. Тяжело было верить в это, как в выигрыш в лотерее. Вроде и руки хочется опустить, было обидно до слёз, но потом остынешь и снова начинаешь терпеть и пахать.
